Grron на мои слова «Обращаю внимание, я в 1989 был студентом Иняза на 3 курсе. Замечу, что тогда я еще ведать не ведал о своем древнем шляхетском происхождении, это потом к нашей семье стали историки институтов звонить для своих книг и диссертаций» пишет:
Но вы ведь тоже в Беларусь опосля приехали?
Забавно: как я могу учиться в минском Инязе, не приехав в Беларусь???
Я переехал из Москвы в Минск в 1978, а про своих предков шляхты ВКЛ узнал только в 1990, когда был на 4 курсе института. Тогда историкам разрешили заниматься темой ВКЛ, вот они и стали звонить для своих исследований. Думали, что мы им что-то расскажем о древнем роде, а мы-то как раз ничего и не знали, так как дед погиб на фронте, когда моему отцу было 5 лет, а с братьями деда контактов не имели. Осталось только фото 1920-х трех братьев во Второй Речи Посполитой, где дед самый молодой (выучился во Второй Речи на инженера, потом был главным инженером завода Ростсельмаш, откуда его мобилизовали на фронт), второй брат вроде как Иван или Ян и доктор по профессии, а имя третьего вообще неизвестно. Вот это единственное фото и деда, и его братьев:
дед.jpg
Мой дед Александр Сергеевич справа, слева средний брат Иван или Ян, а на стуле старший брат, имя которого неизвестно. Если кто-то сможет опознать изображенных на фото, это будет для нас очень важно.
Судя по всему, два старших брата деда погибли в числе «Катынского списка» среди расстрелянных «поляков» и покоятся в Куропатах - так считает моя мама.
Отец этих трех братьев, мой прадед Сергей, был богатым помещиком и владельцем фольварков под Лидой. Когда он узнал о нападении Гитлера 1 сентября 1939 года, то вместе с гражданской женой Адамихой и старшим братом моего отца Александром (это мой дядя – ныне уже покойный, внук Сергея) закопал в подвале семейное серебро и доллары в нескольких трехлитровых банках – и налегке ночью ушел к своему отцу (моему прапрадеду) в Варшаву. Больше ничего о нем не известно. Раз не дал о себе знать, то, видимо, так и не дошел. На месте поместья прадеда под Лидой Советы сделали какой-то детский дом, а зарытые сокровища там и лежат. Мы пытались искать, но не нашли.
ВСЕ КОНЦЫ ОБРУБЛЕНЫ! Погибли прапрадед из Варшавы, прадед из-под Лиды, два двоюродных деда, а единственный выживший младший их брат – мой дед – погиб следом в 1942. Перед лицом немецкой оккупации Ростова персонал Ростсельмаша мобилизовали на фронт, в том числе моего деда – главного инженера завода. И всё – никто не расскажет истории предков. Осталась бабка (умерла в 1983), которая одна растила трех детей, Елена Ковалькова, полячка. Так и она ничего не знала. Мой дед соблазнился на нее в 1920-х (когда фото сделано), которую прадед нанял пасти его стадо. Мой дед по молодости ее обрюхатил и поставил отца перед фактом, а тот за связь с «плебейкой» выгнал его из дому. Потом, правда, лет через 5 его простил. Но ее все равно считали «простолюдинкой» и в дела рода не посвящали. А если она что и знала, то в советское время лучше было помалкивать на такие темы. После войны ютилась в микроскопической однокомнатной квартирке с тремя детьми и сестрой, у которой все 8 сыновей погибли на фронте – вот на ее пенсию за погибших детей и жили.
Огромным белым пятном для нас остается и вопрос, каким образом мой дед из Второй Речи Посполитой в 1939 оказался в Ростове-на-Дону, где его назначили главным инженером завода и дали трехкомнатную квартиру в центре города.
Среди семейных слухов отмечу два: про счет прадеда в Швейцарском банке и про то, что мой дед якобы не погиб на фронте, но потерял обе ноги и был изувечен внешне, а потому решил не возвращаться из эвакуации из Новосибирска к своей семье, чтобы не быть ей обузой. Где он якобы и умер через несколько лет.
Куда ни кинь – сплошная беда и трагедия. Не сомневаюсь, что дед мог мы мне много чего рассказать об истории рода. Но он нас оставил в 1942, когда моему отцу было всего 5 лет. Даже сыну ничего рассказать не успел.
Да и отец мой чудом выжил в войну. При оккупации Ростова мать его оставила у какой-то родни в станице под Новочеркасском, там советский самолет зачем-то бомбу сбросил на их хату, и кирпичом отцу в возрасте 5 лет чуть голову не проломило, навсегда оглох на одно ухо, огромный шрам на голове. Потом бабка (его мать) приехала его забирать – ребятенок бегает и смеется, а у него кровавая рана на голове, в которой личинки мух копошатся. Она как увидела, так в обморок и упала.
Под стать фильмам ужасов.
У вас нет необходимых прав для просмотра вложений в этом сообщении.