Vadim Deruzhinsky » Чт дек 20, 2012 12:31 am
23 ноября на базе БГУ состоялась международная научная конференция «Война 1812 года и Беларусь». Ключевое место среди пленарных докладов заняло выступление самарского историка, доктора исторических наук, профессора Андрея Ивановича Попова - автора ставшей классикой монографии «Великая армия в России: Погоня за миражом». В своем докладе он жестко раскритиковал беларуских официальных идеологов, которые пытаются с помощью подтасовки фактов реанимировать в современной исторической памяти беларусов имперские и советские мифологемы. Более того, А. Попов привел примеры того, как беларуские народные ополченцы сражались против русских казаков и прочих царских войск. Безусловно, имели место нападения крестьян на помещиков, но они носили локальный характер и были вызваны скорее элементом анархии и безвластия.
Поскольку этот доклад «Народное партизанское движение» в Беларуси в 1812 г.» имел широкий резонанс, приведем основные мысли профессора А. Попова.
ИЗ ДОКЛАДА ПРОФЕССОРА А.И. ПОПОВА
«Многие поколения современных российских и беларуских читателей воспитаны еще на советской, а точнее, марксистско-ленинской литературе. Именно поэтому они до сих пор говорят и говорят о «народном партизанском движении» 1812 г. Уже более 10 лет мы пытаемся доказать российскому читателю, что идеологизированные представления советских времен не соответствуют историческим фактам. Беларуской же публике наши аргументы, скорее всего, остаются неизвестными.
…Официальные идеологи Беларуси А.В. Пролесковский и Л.Е. Криштапович… обрушились на безымянных «нарушителей спокойствия», имен которых почему-то не назвали, и обвинили некоторые средства массовой информации. (Пролесковский О., Криштапович Л. Вместе мы врага громили // Беларуская думка. 2012. № 6. С. 3-7.)
Само по себе развенчание явно безумных идей - дело, конечно, богоугодное, но вопрос заключается в том, с каких позиций это делается, и хорошо ли сами критики представляют себе исторические реалии 12-го года. Ниже мы рассмотрим по пунктам аргументы не только этих идеологов, но и других беларуских авторов, которые выступили с докладами на научных конференциях, проведенных 17-18 мая и 26 июля этого года в Витебске и Могилеве. (Вилейко С.Л. 1812 год: партизанская и народная война // Война 1812 года: события, судьбы, память. Витебск, 2012. С. 128-32; Бережинский В.Г., Горелов В.И. Тактика войсковых партизанских отрядов в Отечественной войне 1812 г. // там же. С. 132-36; Кутырева О.С. Француз боек - да партизан стоек! // там же. С. 136-38.)
Сразу скажем, что все эти аргументы были взяты идеологами из книги Е.И. Корнейчика "Белорусский народ в Отечественной войне 1812 г." (1962). Им следовало бы сослаться еще и на Л.Н. Бычкова (1954), одного из родоначальников той глобальной фальсификации, о которой пойдет речь в нашем докладе. Сама по себе ссылка на специальное исследование вполне оправдана, но тут возникает вопрос, насколько подкреплены источниками были выводы Бычкова и Корнейчика. Проведем «пунктуальное» исследование по пунктам.
1. Вслед за Корнейчиком официальные историки пишут, что «белорусский народ с первых же дней войны встал на борьбу против захватчиков». Но у читателя сразу возникает вопрос про «первые дни», потому что сначала война прошлась по тогдашней Литве, и только потом докатилась до тогдашних двух беларуских губерний. Наиболее разухабисто в этом плане высказался Бычков, который заявил, что «крестьянское партизанское движение против завоевателей поднялось с самого начала вторжения неприятеля на территорию России, сразу же при появлении наполеоновской армии ... крестьяне Литвы и Беларуси развернули против вражеских войск партизанские действия». Эти утверждения являются чистой воды вымыслом, поскольку не подтверждаются никакими источниками.
2. Вслед за Корнейчиком нынешние историки заявили, что «крестьяне повсеместно выходили из подчинения своим господам, ярым поклонникам Наполеона. Они прятались в лесах или уходили вместе с отступающими русскими войсками». Эта мысль заимствована из книги В.Г. Краснянского 1902 г., который писал, что «православные крестьяне белорусы, которые составляли коренную массу населения Минской губернии, совсем иначе относились к французскому владычеству, чем поляки». Они бежали в леса и «здесь среди них мы встречаемся с первыми героями партизанской войны ... Стоило только отдельным французским солдатам неосмотрительно удалиться в сторону от движения армии, как они попадали в руки крестьян; расправа с ними была короткая: их безжалостно убивали».
Но в качестве доказательства Краснянский привел только один факт, который, по его собственному заявлению, сохранился «в летописи тогдашней криминальной хроники». А именно, два солдата из корпуса маршала Л.Н. Даву заблудились и попросили крестьян вывести их на дорогу, но те заманили их в лес и убили палками. Карательный отряд отыскал виновных в этом убийстве 3 крестьян д. Есьман, нашли мундир 8-го линейного полка и отвели виновных в суд, но один из них сумел сбежать. Заметим, что такого полка в Великой армии не было, а историками за 110 лет не приведено более ни одного примера, хотя все они дружно писали, будто «такие случаи были не редкость». Ни одного факта отступления беларуского населения вместе с русской армией мы в источниках не встречали. Да и называть упомянутых мужиков партизанами язык не поворачивается.
3. Корнейчик написал, что какой-то польский генерал выслал в м. Грозово отряд с предписанием забрать определенное количество продуктов. Но крестьянин-проводник привел вражеский отряд к русскому арьергарду, где он и был уничтожен. Но когда читаешь сам пересказанный Корнейчиком документ, то понимаешь, что его рассказ является банальной фальсификацией. На самом деле генералу М.И. Платову была доставлена «перехваченная вчера у мужика записка на польском диалекте о заготовке фуража и другого неприятелем», и документ этот был подписан генералом Ю. Василевским, главным комиссаром-распорядителем 5-го (польского) армейского корпуса.
4. Идеологи вычитали у Корнейчика, будто Жером Бонапарт, прибыв в Гродно, «разрешил своим войскам (немцам и полякам) открыто грабить городских жителей», а сам Корнейчик еще добавил, что «население Гродненщины не давало наполеоновским войскам добровольно ни крошки хлеба».
На самом деле Жером отдал своим войскам приказ, который предусматривал применение самых суровых мер против грабителей. Командующий 8-м корпусом генерал Д.Ж. Вандам «предписал зачитать этот приказ каждой роте, предупредив, что каждый грабитель будет немедленно предан военно-полевому суду и расстрелян в двадцать четыре часа». Лейтенант Й.Ф. Гисе упоминал: «С развернутыми знаменами и гремучей музыкой мы перешли мост через Неман и с энтузиазмом продефилировали через город... Жители восхищались изяществом, красотой и хорошей выправкой войск, не замечая при этом, как голод привел в беспорядок все наши внутренности». Подполковник Л.В. Конради писал, что измученные голодом вестфальцы надеялись найти в Гродно квартиры, но Жером, желая защитить жителей от солдат, разместил последних вне города в покинутых деревнях, а грабителей приказал расстреливать. Вандом, в отчаянии из-за того, что солдаты его корпуса были лишены регулярного распределения питания и не могли сами добывать продукты, в резкой форме выразил это Жерому, за что был отстранен от командования. Таким образом, утверждение Корнейчика прямо противоречит свидетельствам источников.
5. «Проходя через Докшицы, они полностью разграбили населенный пункт и сожгли», - пишут идеологи о французских солдатах вслед за Корнейчиком, который еще и показал даты: 19-21 июля. Но знакомство с реальными документами показывает, что местечко совсем не было полностью уничтожено, а там лишь несколько раз подвергались грабежу магазины.
6. Идеологи утверждают, будто «в начале войны, пока русская армия отступала вглубь страны, белорусы оказывали ей всяческую помощь продовольствием, подводами, давали проводников и разведчиков и даже принимали участие в боевых операциях вместе с регулярными войсками. Большую помощь оказывали наши предки русской армии и в сборе сведений о неприятеле». Но и эти заявления противоречат реальным фактам. А они вот такие.
Штабс-капитан П.Я. Кромин донес М.Б. Барклаю де Толли, что «в Могилеве очень заметна приверженность неприятелю некоторых обывателей». Местные поляки устроили Даву горячий прием. Тем не менее, маршал выступил с речью и выразил недоумение, «что не находит в здешней губернии того энтузиазма и польского духа, который видел в других губерниях». Зная, что среди слушающих его людей есть «партизаны русские», он предостерег их, «чтобы опасались быть вредными, надеясь впрочем, что дух польский еще в здешних жителях возродится». Согласно русским документам, в Мстиславском уезде 5 помещиков «были партизанами Польши. Эти лица еще при приближении неприятеля к границам Могилевской губернии, встретив его, делали прием». Мы специально процитировали эти документы, чтобы слушатели поняли, что в ту эпоху слово «партизан» еще сохраняло свое первоначальное значение: «сторонник», говоря по современному, «партиец».
В Лепеле местные поляки «встретили французов хлебом и солью». Чиновник полиции П.А. Шлыков донес, что «неприятель во всех местах принимается жителями с символами их дружелюбия, но даже и там, где нет его, а только ожидается, они как бы встречают гостей, толпа в той стороне, откуда ждут его прихода, и с жителей противных этому, есть очень малая часть». Шлыков приказал жителям Бешенковичей перевезти муку и овес на другой берег реки, но те отказались. Казаки приехали в Бешенковичи, чтобы сжечь магазины, но жители им этого не позволили. Шлыков писал, что и «в городе Витебске во многих жителях видно много патриотизма польского». Русским чиновникам для ведения разведки в Беларуси приходилось использовать евреев.
Впрочем, среди чиновников и помещиков Могилевской губернии были и те, кто «оказал рвение российскому правительству», в частности, они вели разведку и отговаривали жителей от сотрудничества с неприятелем. Мы нашли в архиве сведения только о семерых таких лицах, так что назвать это явление массовым никак нельзя.
7. Идеологи заявили, что «белорусские крестьяне также вели и партизанскую борьбу против наполеоновских захватчиков. Они совершали нападения на небольшие группы противника», а «крестьяне из деревни Тростянки Игуменского уезда Минской губернии организовали партизанский отряд, который возглавил их односельчанин Тарас. Отряд делал нападения на вражеских солдат и местных польских помещиков, которые помогали Наполеону».
Этот факт заимствован ими из книги Краснянского, который написал, что крестьяне во главе с Тарасом Борисенко зверски убили помещика Гласко и всю его семью из 12 человек, их трупы сожгли на большом костре и потом подожгли усадьбу. От себя заметим, что в польских документах помещик назван Адамом Хласко, а Тарас Борисенок - Петрук, и что уезды в этой губернии назывались поветами. Таким образом, уголовное дело, которое сам Краснянский отнес к проявлениям классовой борьбы, нынешние идеологи классифицировали как партизанскую борьбу, что никак не соответствует действительности.
Крестьянские восстания в Беларуси были направлены не только против профранцузски настроенной знати, но и против помещиков, которые остались на стороне России, и подавляли их в равной мере и французские, и русские карательные отряды. В частности, «партизан» генерал Ф. Винцингероде вынужден был высылать из своего «летучего корпуса» казаков для наказания бунтовщиков.
8. Краснянский писал, что «среди уголовных дел этой эпохи преобладающий процент составляют дела о волнении крестьян против помещиков, поджоги их имений и убийство своих господ», а именно 25 из 28 дел за сентябрь. Например, крестьяне д. Староселье, Можан, Есьман и Клевки Борисовского уезда скрылись в лесах и нападали на помещиков. Минский губернатор генерал Ж. Барбанегр выслал карательный отряд, чтобы наказать бунтовщиков и заодно выловить собственных мародеров. А вот Корнейчик беспардонно солгал, написав, что эти самые «крестьяне-партизаны» «Борисовского уезда Минской губернии ушли в лес, где организовали партизанские отряды, которые нападали на французских солдат и истребляли их». На самом деле это тоже было лишь проявление классовой борьбы, и ничего партизанского в их действиях не было. Польский историк Я. Ивашкевич констатировал, что из всей Литвы наибольшее количество проявлений крестьянского неповиновения дали именно Борисовский и Игуменский поветы Минского департамента.
9. Идеологи привели и совсем уж анекдотический пример: «В Могилевской губернии борьба против оккупантов приняла настолько большой размах, что командование находящегося в Могилеве гарнизона французских и польских солдат, опасаясь открытого народного восстания, велело даже подвязать веревками церковные колокола». Думается, что в научных спорах подобным байкам не место. Да и французских солдат в гарнизоне Могилева не было.
10. Официальные историки пишут: «Масштабными были действия партизанских отрядов в конце лета 1812 года в окрестностях Витебска. Партизаны уничтожали наполеоновских солдат витебского гарнизона, которые отправлялись из города в деревни на поиски продовольствия». Интендант Витебска А. Пасторе признавался, «что у него с большим трудом удавалось обеспечивать питанием 12-тысячный гарнизон города, из которого выйти было невозможно, не рискуя попасть в руки партизан». Об угрожающем характере партизанского движения в Беларуси для оккупантов говорит и тот факт, что Наполеон незадолго до Бородинского сражения вынужден был выделить из своих главных сил отряд в 10 тыс. солдат и отправить его на подкрепление витебскому гарнизону, который изнывал под ударами партизан».
Корнейчик же завершил данный сюжет следующем пассажем: «Новое сильное пополнение витебского гарнизона, сделанное за несколько дней до генерального Бородинского сражения, когда Наполеон должен был считать каждого солдата, проливает яркий свет на то большое значение боевого взаимодействия, которое сложилось между русской армией и белорусскими партизанами в борьбе против армии Наполеона ».
А теперь посмотрим, как все было на самом деле. Согласно русским документам, прапорщик Ласовский 18 августа под Витебском «для открытия неприятеля ходил с охотниками, спешивши взвод драгун, бросился в штыки на засевших в доме» 18 чел., 6 убил, а остальных взял в плен. Немецкий капитан Ф. Рёдер, находившийся в тот момент в городе, удивился, зачем нужно было поднимать по тревоге весь гарнизон, когда на фуражиров напали только казаки, которые еще дважды в тот день приближались к городу. Это были партии из «летучего корпуса» Винцингероде, который 19 августа «прибыл к воротам Витебска и навел ужас на его гарнизон, который поспешил привлечь со всех окрестностей свои караулы и фуражиров, значительное число которых попало в руки наших казаков». По русским данным, отряд Винцингероде захватил 800 пленных, но вскоре после этого нападения он отступил вглубь России.
Подведем итог. Количество гарнизона Витебска Корнейчик, вслед за Пасторе, завысил ровно в три раза. Выдвинутый против отряда Винцингероде сводный корпус генерала Д. Пино насчитывал 8 тыс. чел., и гарнизона Витебска он совсем не пополнял, не имея такой задачи, а входящие в его состав 4 кавалерийские бригады успели-таки принять участие в Бородинской битве, до которой еще оставалось 3 недели. Таким образом, не существовало никакого «широкого партизанского движения» в районе Витебска, а, следовательно, и «боевого взаимодействия между русской армией и белорусскими партизанами».
11. Официальные историки пишут, будто «история знает и примеры совместных действий кавалерийских разъездов русской армии и белорусских партизан. Так, партизаны под руководством крестьянина Максима Маркова 8 сентября 1812 года разбили французский разведывательный отряд, который стремился занять деревню Жарцы Полоцкого уезда. Затем они были задействованы в боях за Полоцк вместе с регулярными войсками». Корнейчик написал, что Марков «установил плотное боевое содружество с казаками Ипатова», а генерал Е.И. Властов в рапорте «дал высокую оценку подвигу белорусских партизан. И такие случаи были не единичными».
На самом деле в рапорте Властова говорится, что жители д. Жарцы, «русские мужики, узнав о приближении противника», упросили одного казака, чтобы он ими командовал, и отбили (а не разбили) отряд фуражиров от своей деревни. Властов назвал крестьян вовсе не партизанами, а «мужиками», которых "отменная любовь и привязанность к Отечеству, а к врагам онаго непримиримая вражда побудили вооружиться по собственной своей воле». Таким образом, речь идет о 22 русских крестьянах, которые, «ходили без разрешения в ополчение», для защиты деревни держали «род бикета» (пикета) и были поддержаны казаком из полка подполковника И.И. Платова 4-го.
100 лет назад Н. Паликарпов впервые окрестил этих мужиков «партизанами», но все же отметил, что их подвиг был фактически единичным примером, так как вся Витебская губерния «находилась полностью под сильным польским влиянием» и влиянием иезуитов, которые «проповедовали антиправославие». Советские же выдумщики про эту оговорку «забыли», выставляя пример этих крестьян как один из множества подобных случаев. Таким образом, и в данном случае "белорусские партизаны" аннигилируются, «оставив в осадке» русских мужиков, которые, по выражению источника, «воевали несколько раз сами собой с французами, защищая собственность свою».
12. Бычков заявил, будто «в Могилеве, Витебске и других городах Наполеон был вынужден оставлять целые воинские части для борьбы с крестьянами Литвы и Беларуси». Мы детально изучили состав гарнизонов Великой армии и авторитетно заявляем, что таких задач вражеские гарнизоны не имели, но были вынуждены, по настойчивым просьбам помещиков, высылать против бунтующих крестьян небольшие карательные отряды. Бычков писал, что «в Беларуси, Литве, на Украине крестьяне-партизаны блокировали гарнизоны наполеоновских войск, непрерывно нападали на транспорты и обозы противника». Корнейчик утверждал, будто борьба беларуских крестьян «была ударом с тыла по коммуникациям и базам противника. Белорусский народ расстраивал тыл, подрывал боеспособность противника, ослаблял его силы».
Все эти заявления являются реминисценциями событий 1941-1944 г. и не имеют абсолютно никакого отношения к войне 12-го года. С середины августа 1812 главная коммуникация Великой армии на территории тогдашней Беларуси проходила через Ляды, Дубровно, Оршу, Коханово, Толочин и Бобр, и никаких атак «народных партизан» на этом участке вообще не было, хотя гарнизоны здесь были микроскопическими.
13. Корнейчик во всеуслышание заявил, будто «повсеместное выступление крестьян Литвы и Беларуси против оккупантов и помещиков угрожало положить конец мощи Наполеона... Ненависть и непокорность населения Беларуси и Литвы явились сильнейшим ударом по военной мощи Наполеона». Ссылаясь на фразу генерала Ф.П. Сегюра о том, что французы нашли в России «вторую Испанию», Корнейчик объявил, будто «этой другой Испанией были Беларусь и Литва, крестьянство которых, подобно испанским мятежникам, не боялось никаких карательных отрядов».]
После всего вышесказанного эти утверждения могут вызвать разве что недоумение и едкую улыбку. Все вражеские мемуаристы заговорили о предчувствии «второй Испании» только после того, как наполеоновская армия вступила в коренные русские земли, когда началась по-настоящему «истребительная война», в которой не признавались никакие общепринятые правила ведения боевых действий.
Свою статью официальные идеологи также завершили безапелляционной фразой, которая не терпит сомнений: «То, что белорусский народ поднялся на борьбу с наполеоновским нашествием, - непреклонная историческая истина... Такова правда истории». Однако проведенный нами объективный анализ реальных фактов наглядно показал, каким образом более полувека тому назад советские фальсификаторы буквально из ничего выдули «мыльный пузырь» «народного партизанского движения» в Беларуси в 1812 г. Время появления этой фальсификации вполне объяснимо. О «крестьянском партизанском движении» советские авторы писали еще в 30-е годы 20 в., но тогда они признавали, что началось оно со Смоленской губернии. Только после окончания Великой Отечественной войны, когда на самом деле в Беларуси была развернута партизанская война, некоторым ярым идеологам захотелось отыскать такое же явление в войне 1812 г., и ради этого они пустились во все тяжкие.
Между тем, еще 100 лет назад К.А. Военский констатировал, что… крестьяне Беларуси «представляли инертную массу, хотя и тяготели духовно к России, но были неспособны к активному выступлению и патриотическому подъему. С несчастным, забитым белорусом, в конце концов, можно было сделать все, что угодно, и подчинить которому угодно правлению». Историк здесь явно «перебрал», так как многие крестьянские бунты, которые ни русские, ни французские власти так и не смогли усмирить до конца войны, указывают на наличие у крестьян социальной активности. Польский историк М.В. Кукель верно заметил, что в Беларуси, при полной политической пассивности высшего слоя, равно мало склонного как к выступлению на стороне Наполеона, так и к защите русского царизма, на первый план выдвигались проблемы социального порядка, а именно, крестьянский вопрос.
Развивая мысль упомянутых выше историков, мы еще в 2002 г. пришли к следующему выводу: «Исходя из того, что народное сопротивление неприятелю, ужесточение «скифской тактики» (путем уничтожения не только казенного, но и личного имущества), массовый уход гражданского населения, усиление религиозной пропаганды, появление у неприятеля предчувствия «второй Испании» - все это началось со времени вступления в Смоленскую губернию, - мы считаем возможным говорить, что именно с этого времени противоборство приобрело для российского народа характер отечественной, национальной войны.
На отданных до этого сопернику территориях, относительно недавно инкорпорированных в состав Российской империи, рассчитывать на придание войне такого характера все же не приходилось. Наоборот, такой характер война имела тогда для политически активной части польско-литовского населения, которая мечтала о возрождении своей родины и официально объявила восстановление своего Отечества. Теперь же неприятель вступил в коренные русские земли, где на подмогу армии были призваны представители всех сословий, в том числе и крепостное крестьянство. Так что и манифесты царя, и призывы Барклая по сути дела призывали к единению сословий перед лицом национальной угрозы. Только сейчас противоборство принимало, с российской стороны, характер отечественной войны. До сих пор шла обычная «политическая» война двух империй за спорные территории, которые недавно перешли к России в результате разделов Речи Посполитой, и тогда именно Наполеон разыгрывал национально-патриотическую польско-литовскую «карту», хотя и очень осторожно».
Но, видимо, в Беларуси наши статьи и монографию не читали. Из нынешних беларуских историков только А.Г. Агеев осмелился выступить против официальной концепции «народной партизанской войны». Он поставил под сомнение тезис Корнейчика о том, что беларуский народ развернул против французов «массовое партизанское движение», и задался вопросом, «откуда же взялась мифологема о мощном партизанском движении?». Агеев верно обратил внимание на то, что указанные д. Староселье, Есьман и Клявки, этот псевдо-«партизанский край», находятся в Минской области, которая тогда относилась к Литве, а в «Могилевской губернии не обнаружилось партизанских отрядов, которые бы воевали с французскими отрядами». Он точно подметил, что советские авторы «связали антифеодальную борьбу белорусского крестьянства с национально-освободительной борьбой белорусского народа против французских оккупантов», и что на картах районы крестьянских бунтов «помечены как районы действий партизанских отрядов».
На это Агеев резонно возразил, что «однозначно связывать антифеодальную и национально-освободительную войну довольно проблематично. Никак нельзя обходить тот факт, что крестьянская война развернулась на территории, занятой как французским, так и русским войсками», и восстания подавляли отряды обеих армий. Рост классовой борьбы был вызван несколькими факторами: ослаблением государственной власти, ростом российских налогов и повинностей, присутствием в стране французской «революционной армии», солдаты которой «несли идеи французской революции». Он верно заметил, что под Витебском действовали не народные, а армейские партизанские отряды.
Но выводы Агеева оказались «нерешительными». Он пишет: «Народное партизанское движение в Беларуси был значительно слабее, чем в русских российских землях», «в Беларуси нечего и говорить о тысячных партизанских отрядах, о тысячах партизан в одном уезде и т.п.». Широкое народное сопротивление французы встретили только после Смоленска, а «на просторах Беларуси борьба крестьянских партизанских отрядов не достигла размеров партизанской войны. Анализ форм борьбы белорусских партизан показал, что большей частью эта борьба ограничивалась прятанием скота в болотах и лесах, закапыванием хлеба в ямах... По сути, крестьяне вели борьбу за выживание своих семей в условиях войны». Да и другой доклад Агеева на конференции в Могилеве имеет слова «Партизанское движение 1812 года на территории Беларуси...».
Таким образом, Агеев так и не рискнул сказать «правду-матку» до конца, а именно, что никакого «народного партизанского движения» в двух беларуских губерниях в 1812 г. не было, а было резкое обострение социальной борьбы, которая никакого отношения к партизанской войне не имела. Бегство в леса и болота вряд ли вообще можно назвать борьбой с неприятелем, а «крестьянских партизанских отрядов», как и «народного партизанского движения» не было не только в Беларуси, но и в России. Народное сопротивление противнику в коренной России в 1812 г. следует называть «народной войной» и отличать ее от «войны партизанской», которую вели тогда только отряды, которые высылались из армии».
Каб пацешыць сваё імперскае самалюбства?
Я ж кажу, фальсіфікаваць гісторыю і ствараць міфы гэта у іх ў крыві. Гэта ж свідомія на дзяржаўным ўзроўні 
И ты ничего против этого не попрёшь, ибо ФАКТ. Остальное лишь твои больные фантазии, обострённые на фоне тяжёлого мозгового фимоза и клинической русофобии и ничего более 
Нарэшце "свідоміты і змагары" з гэтага форуму перабраліся на самы верх уладнай навукі 
Остается только повторить:собака гав-гав,а караван тем временем - тып-тып.Думаю есть и какая то малая доля заслуги в этом наших форумчан .Но работу нужно продолжать не покладая рук.По умному.